Лисы всех стран, объединяйтесь!
Глава 4
Солнечный луч, проскользнув в щелочку жалюзи, упал мне на лицо, и я проснулась, но пока не торопилась вставать. Я знала: Суда сегодня работает в утреннюю смену, что значит, я могу делать все, что захочу. Потянувшись к пульту от кондиционера, я включила его на полную мощность. Весело звякнули фигурки на браслете, зашелестели серыми лепестками засохшие цветы в вазе, дохнуло прохладой. Я скинула с разгоряченного тела простыню и улыбнулась.
Прожив в Бангкоке без малого пятьдесят лет, я, кажется, так и не привыкла к его жаркому и влажному климату. Иногда мне казалось, что моя жизнь состоит исключительно из перебежек от одного кондиционера к другому, а время измеряется промежутками между приемами душа. Я родилась в горах на северо-западе Китая, где сезоны сменяли друг друга, где зима была холодной и снежной, а лето – горячим и сухим. Но теперь деревья за моим окном сбрасывали листву лишь в марте – оттого что становилось слишком жарко.
читать дальшеЯ позволила себе понежиться в постели еще несколько минут и затем направилась в душ. Через четверть часа, завернувшись в одно только махровое полотенце, я скользнула на кухню и со смешанным чувством благодарности и вины обнаружила на столе приготовленный завтрак. Суде было уже за сорок, ее единственная дочь вышла замуж и переехала к мужу куда-то на север страны. И теперь Суда считала своим священным долгом заботиться обо мне. В сущности, все ее нотации и упреки были попыткой наставить меня на путь истинный, уберечь от ошибок. Увы, слишком поздно.
Я отмахивалась от ее советов, не обращала внимания на ворчание, но когда она вставала утром пораньше, чтобы мне не пришлось возиться на кухне… В такие моменты я чувствовала себя особенно виноватой из-за того, что никак не могла оправдать ее ожиданий.
Тяжело вздохнув, я выловила из фруктового салата кусочек авокадо и потянулась через стол к телефонной трубке.
– Ну, Эмили, – вслух сказала я, – это твой последний шанс.
По-прежнему занято. Я постаралась не делать скоропалительных выводов и задумчиво взглянула на часы. Я еще могла успеть заехать к Эмили перед встречей с Луисом. Полтора часа – достаточно времени, чтобы убедиться, что она просто неправильно положила трубку перед уходом. Может быть, я даже найду оставленную для меня записку с просьбой присмотреть за квартирой, пока она в отъезде. Эмили частенько срывалась в срочные командировки на время каких-нибудь съемок или показов. Конечно, раньше она всегда сообщала мне об этом, но вдруг на этот раз просто не получилось? Через неделю она вернется, и все мои тревоги забудутся, как страшный сон.
Я заставила себя закончить завтрак, спокойно выпить кофе, высушить волосы и одеться. Не было никаких причин для спешки. Решительно, в последние дни я стала слишком нервной.
Снаружи было жарко и душно. Лавируя в плотном предобеденном трафике, я в который раз с тоской вспомнила горы, леса и скрытые от глаз посторонних лесные озера. Больше, чем чего бы то ни было, в Бангкоке мне недоставало тишины и уединения. И иногда, засыпая, я обещала себе, что когда-нибудь обязательно брошу все и рвану на север, домой. Ключевое слово – когда-нибудь.
Я поймала такси и назвала адрес Эмили. С истинно женской непоследовательностью я только теперь полезла в сумочку, чтобы удостовериться, что ключи от квартиры Эмили на месте. Они были там, скрепленные тонким колечком с забавным брелоком в виде киношного монстра. Самого фильма я не видела, но Эмили говорила, что мне бы понравилось. Он был одним из ее любимых.
Эмили была родом из Англии и в Таиланд приехала пять лет назад, решив кардинально изменить свою жизнь. В Европе она оставила мужа, не пожелав разбираться с документами о разводе, и низкооплачиваемую работу в салоне красоты. Так получилось, что в критическую минуту ей повстречался Алек, который был в Лондоне по каким-то своим делам и как раз собирался возвращаться в Бангкок. Не раздумывая, она решила ехать с ним, то ли действительно соблазнившись перспективами Города Ангелов, то ли просто от безысходности и полнейшего равнодушия к собственной судьбе.
Алек привез ее сюда, мы познакомились и вскоре стали хорошими подругами. Эмили говорила мне, что только тут зажила по-настоящему. Раньше ей казалось, что она задыхается, дома ей опостылело абсолютно все. Люди, с которыми ей приходилось общаться, не вызывали у нее иных чувств, кроме отвращения, она ненавидела свою работу, мужа, саму себя. Она утверждала, что приехать в Таиланд было самым правильным решением в ее жизни. Здесь она снова обрела счастье и согласие с самой собой. И, глядя на нее, я охотно в это верила.
Удивительно, как быстро удалось ей стать здесь своей, выучить язык, получить работу и за несколько лет добраться до таких вершин, о которых у себя в Англии она и мечтать не смела. В Таиланде она нашла себя, и ее талант расцвел с необычайной силой. Я читала это в ее глазах. Энергия переполняла Эмили. Жадно впитывая незнакомую, но не чуждую культуру, она находила отклик в своей душе и принимала все новое с уважением и радостью. Люди чувствовали это, и им трудно было не симпатизировать этой легкости. Я, как и многие другие, пала жертвой обаяния Эмили и убедилась, что неважно, где ты родился; состояние души и ума – вот что имеет значение. Несмотря на свою бледную кожу, светлые волосы и акцент, Эмили никогда не была для меня фарангом. Я искренне радовалась ее удачам и не могла не волноваться за нее.
Заплатив таксисту, я быстрым шагом направилась к многоэтажке, где жила Эмили. Неожиданный полумрак внутри заставил меня помедлить несколько секунд. Это был хороший район с дорогим жильем, освещение должны были починить в течение нескольких часов. Когда глаза немного привыкли к темноте, я заметила в холле пожилого консьержа и поздоровалась, он ответил мне улыбкой и пожелал удачного дня.
Подъем на пятый этаж показался мне бесконечным. Двери лифта открылись, и я увидела светлый коридор, опрятный и чистый. Я повернула направо и прошла до самого конца – квартира Эмили была последней на этаже и располагалась прямо напротив выхода на лестницу.
Я позвонила, и мне почудилось, что за дверью раздались чьи-то шаги. Но прошла почти целая минута, а мне никто так и не открыл. Я еще раз надавила на кнопку звонка. Тихо. Может, шаги мне лишь померещились? Я достала мобильный и набрала номер Эмили. Занято. Я не слышала, чтобы внутри звонил телефон. Но, с другой стороны, не похоже, чтобы там кто-нибудь вообще был.
Приходилось признать очевидное – Эмили не было дома, но перед уходом она забыла положить трубку. Я никогда не разделяла фанатичной преданности Суды чистоте и порядку, но в этой ситуации я просто не смогла уйти. У Эмили был автоответчик, уезжая, она всегда включала его, чтобы не пропускать важных звонков. Может, в этот раз, собираясь в спешке, она не только не смогла сообщить мне о своем отъезде, но и забыла о телефоне?
«Это минутное дело, – подумала я. – Я зайду, включу автоответчик, может, оставлю Эмили записку с просьбой перезвонить и уйду. Я ведь ее подруга».
Порывшись в сумочке, я достала ключи и попыталась открыть дверь. К моему удивлению, ключ не вошел и на половину, прежде чем застрял. Я с недоумением воззрилась на замок. Это что еще за фокусы? Может, дети, решив подшутить, напихали внутрь всякого мусора? Я потянула ключ на себя, но он едва сдвинулся. Тогда я положила сумочку на пол, присела и попробовала немного расшатать его. Почти неосознанно я отметила несколько тонких царапин вокруг замочной скважины. Я ухватилась за ключ двумя руками и изо всех сил потянула на себя. Он по-прежнему остался в замке, но дверь открылась.
Замок сломан, и не заперто. Какова вероятность, что внутри меня ждет что-то хорошее?
Даже не знаю, как я решилась зайти. Я никогда не отличалась особенной храбростью, всегда старалась держаться тихо и не лезла в чужие дела. Что бы там ни говорили про лисье любопытство, а свою шкуру я ценила довольно дорого. И все же я шире открыла дверь и заглянула внутрь. Что если Эмили все-таки дома? Что если ей нужна помощь?
Коридор выглядел как обычно. Если кто-то и проник в квартиру, он сделал это аккуратно и не оставил других следов, кроме сломанного замка. Тихо ступая по ламинату, я прошла через прихожую и заглянула в кухню – пусто. На столе две чашки, в обеих на самом дне остатки кофе. У Эмили был гость? Я двинулась дальше по коридору. Слева располагалась студия, мастерская Эмили, где она обычно принимала клиентов, справа – ванная. Не дойдя нескольких шагов до двери, я остановилась. Мой лисий нос уловил какой-то странный запах. Сладковатый, навязчивый. Сандал, амбра… и что-то цветочное, что казалось очень знакомым, но я никак не могла вспомнить названия. Будь это квартирой шамана или демона, запах был бы вполне уместным, но в квартире стилиста? Здесь должно пахнуть ацетоном, горячим воском и простыми ароматизаторами – лавандой, клубникой, ванилью.
Эмили не было известно всей правды обо мне или об Алеке, она всегда с сомнением высказывалась по поводу магии, духов и подобных вещей. Так с чего вдруг ей окуривать свое жилище наподобие эзотерической лавки?
Мне показалось, что запах сильнее слева, и я направилась к плотно закрытым дверям студии. Мне и раньше было не по себе, но в этот момент я неожиданно очень четко осознала все происходящее и испугалась так сильно, что едва не пустилась наутек. Что там, за этими дверьми? Едва ли меня ждет смеющаяся Эмили, так зачем идти туда? Не лучше ли повернуть назад, вызвать полицию и отправиться по своим делам? Разве мне нужны проблемы?
Каких только трудов мне стоило не поддаться трусливому порыву и не сбежать!
Я сделала глубокий вдох – запах тут действительно ощущался сильнее – и неуверенно потянулась к ручке двери. Открыла. Вошла.
Залитая полуденным солнцем студия Эмили. Зеркальные стены, стеклянные шкафы с одеждой и полки с баночками и тюбиками, столик на резных ножках и крутящийся, меняющий высоту табурет перед ним. Паркетный пол. Эмили. Яркие краски на ее лице: небесно-синяя, алая, желтая. Какие-то фигуры, геометрические и растительные. Ромбы, круги, прямые линии, как будто веточками расходящиеся от ее скул к вискам, от переносицы ко лбу, от яремной впадины к плечам, от пупка к ребрам. И маленькие цветные точки на концах веточек, как листочки. С тела Эмили линии переходили на пол и продолжались на нем, сплетаясь, сливаясь, перемешиваясь, распускаясь бутонами цветов. Яркая, какая-то ненормально яркая картина жизни. Так, наверное, мог изобразить весну шизофреник.
Страха больше не было. Я стояла на пороге студии, в которой практически весь пол был расписан странным концентрическим узором, и в центре его находилось тело Эмили. «В сердце всего – ее сердце, – отрешенно подумала я. – Ее жизнь дала жизнь всему сущему». Странно, что мне в голову могла прийти подобная мысль. Странно, что я вообще могла связно мыслить.
Картина была настолько безумной, что все казалось каким-то ненастоящим. В жизни такого не бывает. Кто станет рисовать цветы вокруг мертвой женщины, на ее теле. Интересно, она была еще жива, когда он начал рисовать? Или он сначала убил ее? Клянусь, какую-то долю секунды я раздумывала над тем, что удобнее: начать с пола и попросить Эмили лечь в нужное место или сначала уложить ее, а потом разрисовать все вокруг? Нет, серьезно, все это не могло быть на самом деле. В реальной жизни такое просто невозможно. Да, эта комната не могла существовать.
Я даже не испугалась. Слишком неестественно, странно и неожиданно, чтобы мой разум мой охватить весь ужас происшедшего. Я с удивлением и любопытством следила за сходящимися и расходящимися линиями на полу. Удивительно, что я вообще смогла заметить тело Эмили в этом буйстве красок, настолько неотделимо оно было от остального узора. В этом единстве было как будто что-то магическое. И это было красиво. Если может существовать злая, тошнотворная красота, то это была именно она.
Я как будто приросла к месту, не в силах сделать шаг, не в состоянии ступить на разукрашенный пол студии. Так и стояла на пороге, смотрела. Минуту, две, десять… Не знаю, сколько прошло времени. Мои глаза, словно заблудившись, продолжали бесконечное путешествие по загадочному узору, вновь и вновь проходя по его изгибам и узлам. От Эмили. К Эмили. По Эмили.
Лицо ее было странно отрешенным, я никак не могла уловить его выражения. Страх? Удивление? Нет, ее черты не были искажены, но это и не было покоем спящей. Это было непонятное и неуместное равнодушие, полное отсутствие какой-либо эмоции, мысли.
«Не стоило приходить», – мельком подумала я, теряя остатки контроля.
Я начала смеяться. Сначала беззвучно. Мои плечи задрожали, зубы сомкнулись, и я затряслась всем телом, привалившись спиной к косяку. На моем лице застыл кривой оскал, страшное подобие улыбки. В тот момент я почему-то сама ощутила себя трупом. Не знаю, откуда взялась эта мысль, но, казалось, жаркий летний день дохнул на меня могильным холодом. Кровь застыла в жилах, и сердце перестало биться. В движении больше не было жизни. Смех был агонией, слишком болезненной, чтобы пережить ее. Я уже была мертва, и мое тело сжимала последняя судорога.
Потом в горле родился какой-то неразборчивый звук, полушипение-полустон. Он сорвался с губ задушенным карканьем попугая, угодившего в лапы голодной пантеры. И еще, и еще. Это не был мой смех, это даже не был мой голос. Что-то чужое поднималось из глубины моего сознания, что-то первобытное и дикое. И я дрожала, опираясь руками на стену, сплевывая с губ, как пену, этот хриплый хохот.
Я задыхалась. Смех стал комом в горле, выворачивая наизнанку внутренности, заставляя гореть мучительной болью легкие. У меня задрожали колени, и я обессилено опустилась на пол. На пол коридора, слава всем богам. Не знаю, что со мной случилось бы, упади я на разукрашенный паркет. И все равно мне казалось, что хищные ветви тянутся ко мне, переползают через порог, стремятся ухватить за руки, за волосы. Я попробовала отползти и уперлась спиной в стену. Не сбежать. Я сжалась в комок, обхватив руками колени.
Так и лежала на полу, дрожа и еле слышно скуля, словно раненое животное. Я и была раненым животным, если уж разобраться. Время перестало существовать. И, казалось, ничто на свете не могло бы заставить меня сейчас сдвинуться с места. И почему мир не исчез в одно из этих мгновений?
Но я все еще могла слышать автомобильный гул за окном, голоса людей, их смех. Солнце продолжало свой путь по небу, и его лучи переползали с одной планки ламината на другую, на третью, четвертую… Я следила за игрой света на ярких красках пола, в отражениях зеркал, и все это казалось мне всего лишь предрассветным сном. Скоро я проснусь в своей постели, и Суда встретит меня упреками и свежемолотым кофе. Да, все будет именно так. Потому что если иначе, то слишком страшно. И я гнала от себя понимание того, что произошло, того, где я нахожусь. Я не хотела понимать.
Однако постепенно мысли начали пробиваться через толстую корку апатии, сковавшей мои разум и тело. Нельзя было просто лежать тут и ждать чего-то. Надо было двигаться. Руки и ноги у меня затекли, каждое движение причиняло боль. И все же я заставила себя разжать судорожно сведенные пальцы, упереться ими в пол, поднять голову. Медленно, очень медленно я села и окинула студию уже более трезвым и спокойным взглядом.
Странный рисунок. Тело Эмили. Почему я сразу решила, что она мертва? Ведь я так и не подошла к ней, не проверила пульс, не попыталась уловить слабое дыхание. Я почему-то в первое же мгновение поняла, что передо мной труп. Но что если она жива?
До боли напрягая ноги, я встала на колени, потом, хватаясь руками за стену, поднялась. Невероятно, но стояла я вполне уверенно и смогла бесстрашно ступить на разукрашенный пол. Возможно, это был шок. Может быть, осознание того, что произошло, должно было прийти позже, но сейчас я гнала ненужные мысли. Надо было двигаться. Подойти, проверить пульс. Простые движения, простые мысли.
Тело Эмили было теплым, да и странно, будь иначе, – кондиционер был выключен, и в студии стояла нестерпимая жара. Но, как я ни старалась, мне не удалось уловить ни единого признака того, что сердце ее еще билось. В то же время я не заметила ни одной раны, ни единой капельки крови на полу. На шее не было следов удушения, костяшки пальцев не были сбиты, под ногтями тоже было чисто. Удивительно, как в критический момент у меня в голове всплыли все знания, почерпнутые из криминальных драм.
Эмили была, несомненно, мертва. Я окинула взглядом комнату. Если не считать рисунка на полу, она выглядела как обычно. Все на своих местах, нет следов борьбы. Однако дверь в квартиру была взломана, значит, Эмили не знала своего убийцу. Это показалось мне логичным, ведь я никак не могла представить, чтобы кто-то, знавший ее, мог совершить подобное. В таком случае была ли ее смерть случайностью? Неужели убийца выбирал жертву наугад?
А что насчет второй кружки? У Эмили был гость, когда все случилось? Почему он не защитил ее? Где он сейчас?
Не удовлетворенная увиденным в студии, я решила осмотреть другие комнаты. Но в следующую секунду до меня донесся странный шорох из спальни. Я замерла, боясь даже вздохнуть. Кто-то еще был в квартире, в соседней комнате, от которой меня отделяла только тоненькая дверь. Кто-то был здесь все время, пока я лежала на полу в коридоре, не в силах двинуться с места. Убийца все еще был в квартире. Каждую минуту, что я провела тут, он был рядом. Возможно, я спугнула его, когда звонила в дверь. Он спрятался и позволил мне увидеть место преступления, но что случится, если я последую за ним в спальню?
– О, пресветлые духи, – беззвучно выдохнула я и попятилась.
Нет, моей решимости не хватило бы на то, чтобы проверить, кто сильнее: чокнутый маньяк-художник или маленькая испуганная лиса. Я медленно отступила в коридор, прошла обратно в прихожую. Я казалась сама себе призраком, бесплотным, невидимым и неслышимым. Разумно, ведь если я умерла некоторое время назад, тогда, когда лежала на полу и чувствовала, как клеточка за клеточкой мое тело сковывает мертвенное оцепенение, разумно, что теперь я была всего лишь призраком.
Кто бы ни скрывался за дверью спальни, он не сможет меня увидеть. Или ранить меня. Призрака нельзя убить.
Я понимала, что снова погружаюсь в то состояние, когда страх делает все на свете нереальным. Всего лишь защитная реакция психики. Я уже почти добралась до входной двери, когда резкий звук ворвался в мое сознание, мгновенно пригвоздив меня к месту и заставив осознать, что все происходит на самом деле. Звонил телефон. Не сразу я поняла, что это мой мобильный. Где-то в глубинах моей сумочки он надрывался истошным воплем. И, осознав это, я тоже вскрикнула.
Паника ударила со страшной силой. Что делать? Спровоцирует ли звонок нападавшего? Что если он решит, будто я расскажу кому-нибудь? Что если я позвоню в полицию? «Бежать, надо бежать, – сообразила я, заметавшись на месте. – Если ты хоть немного ценишь свою паршивую жизнь, Киу, беги».
И я побежала. Я пулей выскочила за дверь, потом выбежала на лестницу, рассудив, что неразумно терять время, дожидаясь лифта. Пролет за пролетом, перескакивая через две ступеньки, я неслась вниз, а проклятый мобильный все не замолкал. Возможно, я кричала вместе с ним, я не помню.
Очнулась я только тогда, когда в самом низу столкнулась с удивленным и обеспокоенным консьержем. Он остановил меня и сказал что-то, смысла чего я поначалу даже не поняла. Потом его слова все-таки дошли до меня. Очевидный вопрос. И я с удивлением услышала собственный голос:
– Все в порядке, все хорошо, все в порядке, – раз за разом повторяла я.
Какого демона я говорю, что все в порядке? Все не в порядке! Но я никак не могла сформулировать правильный ответ. Проще было сказать заученное «все хорошо».
А телефон все не замолкал. Я опустила в сумочку руку и вынула мобильный. Несколько секунд я тупо смотрела на экран. На нем было какое-то слово, знакомые буквы, но я никак не могла ухватить его целиком, понять его смысл. Отчаявшись, я нажала на кнопку приема вызова и поднесла телефон к уху.
– Да?
– Киу, что б тебя разорвало! Где ты шляешься? – кричал знакомый голос.
Вот только чей это был голос?
– Я не шляюсь, – очень серьезно ответила я.
– Мне плевать, никчемное ты создание! – с новой силой загремел мой собеседник, и я снова попыталась понять, кто же это. – Какого черта ты еще не у «Ориенталя»? Мне только что звонил Каро, он не может тебя найти!
Каро. Луис Каро. Почему-то его я вспомнила сразу. Я совершенно не представляла, сколько сейчас времени. Но, если верить злому голосу в телефоне, должно быть, уже больше двух.
– Все в порядке, – зачем-то повторила я в трубку.
– Что в порядке?! Ты вообще в своем уме? Живо дуй в «Ориенталь», иначе я…
Я не дослушала. Испуганная и отупевшая, я прошла мимо ошеломленного консьержа к выходу из здания. Если бы кто-нибудь сейчас сказал мне подняться на крышу и спрыгнуть вниз, я бы так и поступила. Но голос приказал ехать к отелю «Ориенталь», и я послушно вышла на улицу и остановила такси. Его ярко-синий цвет напомнил мне о красках на полу, и я внутренне содрогнулась.
– Отель «Ориенталь», пожалуйста, – проговорила я не своим, лишенным всяких эмоций голосом.
Лишенным эмоций, как лицо Эмили.
Я закрыла глаза, но все равно видела залитую ярким солнечным светом студию. Я заметила, что меня все еще трясет, что мои пальцы с силой сжимают трубку, из которой все еще доносится разгневанный голос. И впервые за много лет в Бангкоке мне было холодно.
Я нажала на кнопку отбоя и, когда на экранчике снова показалось имя звонившего, наконец смогла разобрать его. Пхатти. Ну, конечно.
Но почему Луис Каро позвонил ему, когда не смог найти меня в условленном месте? Ведь у него был мой номер, так почему он просто не позвонил мне? Я бросила быстрый взгляд на часы на приборной панели автомобиля. Двадцать минут третьего. Не так уж и поздно. Этот Каро вполне мог бы подождать и дольше. Или позвонить мне вместо Пхатти.
Чертов фаранг. Чертов демон. Чертова вся моя жизнь!
Я проглотила рвущийся с губ крик и с силой сжала зубы, почувствовав, что по щекам поползли капельки слез. Я все-таки сумела заплакать. Наконец, после всего, я плакала.
Солнечный луч, проскользнув в щелочку жалюзи, упал мне на лицо, и я проснулась, но пока не торопилась вставать. Я знала: Суда сегодня работает в утреннюю смену, что значит, я могу делать все, что захочу. Потянувшись к пульту от кондиционера, я включила его на полную мощность. Весело звякнули фигурки на браслете, зашелестели серыми лепестками засохшие цветы в вазе, дохнуло прохладой. Я скинула с разгоряченного тела простыню и улыбнулась.
Прожив в Бангкоке без малого пятьдесят лет, я, кажется, так и не привыкла к его жаркому и влажному климату. Иногда мне казалось, что моя жизнь состоит исключительно из перебежек от одного кондиционера к другому, а время измеряется промежутками между приемами душа. Я родилась в горах на северо-западе Китая, где сезоны сменяли друг друга, где зима была холодной и снежной, а лето – горячим и сухим. Но теперь деревья за моим окном сбрасывали листву лишь в марте – оттого что становилось слишком жарко.
читать дальшеЯ позволила себе понежиться в постели еще несколько минут и затем направилась в душ. Через четверть часа, завернувшись в одно только махровое полотенце, я скользнула на кухню и со смешанным чувством благодарности и вины обнаружила на столе приготовленный завтрак. Суде было уже за сорок, ее единственная дочь вышла замуж и переехала к мужу куда-то на север страны. И теперь Суда считала своим священным долгом заботиться обо мне. В сущности, все ее нотации и упреки были попыткой наставить меня на путь истинный, уберечь от ошибок. Увы, слишком поздно.
Я отмахивалась от ее советов, не обращала внимания на ворчание, но когда она вставала утром пораньше, чтобы мне не пришлось возиться на кухне… В такие моменты я чувствовала себя особенно виноватой из-за того, что никак не могла оправдать ее ожиданий.
Тяжело вздохнув, я выловила из фруктового салата кусочек авокадо и потянулась через стол к телефонной трубке.
– Ну, Эмили, – вслух сказала я, – это твой последний шанс.
По-прежнему занято. Я постаралась не делать скоропалительных выводов и задумчиво взглянула на часы. Я еще могла успеть заехать к Эмили перед встречей с Луисом. Полтора часа – достаточно времени, чтобы убедиться, что она просто неправильно положила трубку перед уходом. Может быть, я даже найду оставленную для меня записку с просьбой присмотреть за квартирой, пока она в отъезде. Эмили частенько срывалась в срочные командировки на время каких-нибудь съемок или показов. Конечно, раньше она всегда сообщала мне об этом, но вдруг на этот раз просто не получилось? Через неделю она вернется, и все мои тревоги забудутся, как страшный сон.
Я заставила себя закончить завтрак, спокойно выпить кофе, высушить волосы и одеться. Не было никаких причин для спешки. Решительно, в последние дни я стала слишком нервной.
Снаружи было жарко и душно. Лавируя в плотном предобеденном трафике, я в который раз с тоской вспомнила горы, леса и скрытые от глаз посторонних лесные озера. Больше, чем чего бы то ни было, в Бангкоке мне недоставало тишины и уединения. И иногда, засыпая, я обещала себе, что когда-нибудь обязательно брошу все и рвану на север, домой. Ключевое слово – когда-нибудь.
Я поймала такси и назвала адрес Эмили. С истинно женской непоследовательностью я только теперь полезла в сумочку, чтобы удостовериться, что ключи от квартиры Эмили на месте. Они были там, скрепленные тонким колечком с забавным брелоком в виде киношного монстра. Самого фильма я не видела, но Эмили говорила, что мне бы понравилось. Он был одним из ее любимых.
Эмили была родом из Англии и в Таиланд приехала пять лет назад, решив кардинально изменить свою жизнь. В Европе она оставила мужа, не пожелав разбираться с документами о разводе, и низкооплачиваемую работу в салоне красоты. Так получилось, что в критическую минуту ей повстречался Алек, который был в Лондоне по каким-то своим делам и как раз собирался возвращаться в Бангкок. Не раздумывая, она решила ехать с ним, то ли действительно соблазнившись перспективами Города Ангелов, то ли просто от безысходности и полнейшего равнодушия к собственной судьбе.
Алек привез ее сюда, мы познакомились и вскоре стали хорошими подругами. Эмили говорила мне, что только тут зажила по-настоящему. Раньше ей казалось, что она задыхается, дома ей опостылело абсолютно все. Люди, с которыми ей приходилось общаться, не вызывали у нее иных чувств, кроме отвращения, она ненавидела свою работу, мужа, саму себя. Она утверждала, что приехать в Таиланд было самым правильным решением в ее жизни. Здесь она снова обрела счастье и согласие с самой собой. И, глядя на нее, я охотно в это верила.
Удивительно, как быстро удалось ей стать здесь своей, выучить язык, получить работу и за несколько лет добраться до таких вершин, о которых у себя в Англии она и мечтать не смела. В Таиланде она нашла себя, и ее талант расцвел с необычайной силой. Я читала это в ее глазах. Энергия переполняла Эмили. Жадно впитывая незнакомую, но не чуждую культуру, она находила отклик в своей душе и принимала все новое с уважением и радостью. Люди чувствовали это, и им трудно было не симпатизировать этой легкости. Я, как и многие другие, пала жертвой обаяния Эмили и убедилась, что неважно, где ты родился; состояние души и ума – вот что имеет значение. Несмотря на свою бледную кожу, светлые волосы и акцент, Эмили никогда не была для меня фарангом. Я искренне радовалась ее удачам и не могла не волноваться за нее.
Заплатив таксисту, я быстрым шагом направилась к многоэтажке, где жила Эмили. Неожиданный полумрак внутри заставил меня помедлить несколько секунд. Это был хороший район с дорогим жильем, освещение должны были починить в течение нескольких часов. Когда глаза немного привыкли к темноте, я заметила в холле пожилого консьержа и поздоровалась, он ответил мне улыбкой и пожелал удачного дня.
Подъем на пятый этаж показался мне бесконечным. Двери лифта открылись, и я увидела светлый коридор, опрятный и чистый. Я повернула направо и прошла до самого конца – квартира Эмили была последней на этаже и располагалась прямо напротив выхода на лестницу.
Я позвонила, и мне почудилось, что за дверью раздались чьи-то шаги. Но прошла почти целая минута, а мне никто так и не открыл. Я еще раз надавила на кнопку звонка. Тихо. Может, шаги мне лишь померещились? Я достала мобильный и набрала номер Эмили. Занято. Я не слышала, чтобы внутри звонил телефон. Но, с другой стороны, не похоже, чтобы там кто-нибудь вообще был.
Приходилось признать очевидное – Эмили не было дома, но перед уходом она забыла положить трубку. Я никогда не разделяла фанатичной преданности Суды чистоте и порядку, но в этой ситуации я просто не смогла уйти. У Эмили был автоответчик, уезжая, она всегда включала его, чтобы не пропускать важных звонков. Может, в этот раз, собираясь в спешке, она не только не смогла сообщить мне о своем отъезде, но и забыла о телефоне?
«Это минутное дело, – подумала я. – Я зайду, включу автоответчик, может, оставлю Эмили записку с просьбой перезвонить и уйду. Я ведь ее подруга».
Порывшись в сумочке, я достала ключи и попыталась открыть дверь. К моему удивлению, ключ не вошел и на половину, прежде чем застрял. Я с недоумением воззрилась на замок. Это что еще за фокусы? Может, дети, решив подшутить, напихали внутрь всякого мусора? Я потянула ключ на себя, но он едва сдвинулся. Тогда я положила сумочку на пол, присела и попробовала немного расшатать его. Почти неосознанно я отметила несколько тонких царапин вокруг замочной скважины. Я ухватилась за ключ двумя руками и изо всех сил потянула на себя. Он по-прежнему остался в замке, но дверь открылась.
Замок сломан, и не заперто. Какова вероятность, что внутри меня ждет что-то хорошее?
Даже не знаю, как я решилась зайти. Я никогда не отличалась особенной храбростью, всегда старалась держаться тихо и не лезла в чужие дела. Что бы там ни говорили про лисье любопытство, а свою шкуру я ценила довольно дорого. И все же я шире открыла дверь и заглянула внутрь. Что если Эмили все-таки дома? Что если ей нужна помощь?
Коридор выглядел как обычно. Если кто-то и проник в квартиру, он сделал это аккуратно и не оставил других следов, кроме сломанного замка. Тихо ступая по ламинату, я прошла через прихожую и заглянула в кухню – пусто. На столе две чашки, в обеих на самом дне остатки кофе. У Эмили был гость? Я двинулась дальше по коридору. Слева располагалась студия, мастерская Эмили, где она обычно принимала клиентов, справа – ванная. Не дойдя нескольких шагов до двери, я остановилась. Мой лисий нос уловил какой-то странный запах. Сладковатый, навязчивый. Сандал, амбра… и что-то цветочное, что казалось очень знакомым, но я никак не могла вспомнить названия. Будь это квартирой шамана или демона, запах был бы вполне уместным, но в квартире стилиста? Здесь должно пахнуть ацетоном, горячим воском и простыми ароматизаторами – лавандой, клубникой, ванилью.
Эмили не было известно всей правды обо мне или об Алеке, она всегда с сомнением высказывалась по поводу магии, духов и подобных вещей. Так с чего вдруг ей окуривать свое жилище наподобие эзотерической лавки?
Мне показалось, что запах сильнее слева, и я направилась к плотно закрытым дверям студии. Мне и раньше было не по себе, но в этот момент я неожиданно очень четко осознала все происходящее и испугалась так сильно, что едва не пустилась наутек. Что там, за этими дверьми? Едва ли меня ждет смеющаяся Эмили, так зачем идти туда? Не лучше ли повернуть назад, вызвать полицию и отправиться по своим делам? Разве мне нужны проблемы?
Каких только трудов мне стоило не поддаться трусливому порыву и не сбежать!
Я сделала глубокий вдох – запах тут действительно ощущался сильнее – и неуверенно потянулась к ручке двери. Открыла. Вошла.
Залитая полуденным солнцем студия Эмили. Зеркальные стены, стеклянные шкафы с одеждой и полки с баночками и тюбиками, столик на резных ножках и крутящийся, меняющий высоту табурет перед ним. Паркетный пол. Эмили. Яркие краски на ее лице: небесно-синяя, алая, желтая. Какие-то фигуры, геометрические и растительные. Ромбы, круги, прямые линии, как будто веточками расходящиеся от ее скул к вискам, от переносицы ко лбу, от яремной впадины к плечам, от пупка к ребрам. И маленькие цветные точки на концах веточек, как листочки. С тела Эмили линии переходили на пол и продолжались на нем, сплетаясь, сливаясь, перемешиваясь, распускаясь бутонами цветов. Яркая, какая-то ненормально яркая картина жизни. Так, наверное, мог изобразить весну шизофреник.
Страха больше не было. Я стояла на пороге студии, в которой практически весь пол был расписан странным концентрическим узором, и в центре его находилось тело Эмили. «В сердце всего – ее сердце, – отрешенно подумала я. – Ее жизнь дала жизнь всему сущему». Странно, что мне в голову могла прийти подобная мысль. Странно, что я вообще могла связно мыслить.
Картина была настолько безумной, что все казалось каким-то ненастоящим. В жизни такого не бывает. Кто станет рисовать цветы вокруг мертвой женщины, на ее теле. Интересно, она была еще жива, когда он начал рисовать? Или он сначала убил ее? Клянусь, какую-то долю секунды я раздумывала над тем, что удобнее: начать с пола и попросить Эмили лечь в нужное место или сначала уложить ее, а потом разрисовать все вокруг? Нет, серьезно, все это не могло быть на самом деле. В реальной жизни такое просто невозможно. Да, эта комната не могла существовать.
Я даже не испугалась. Слишком неестественно, странно и неожиданно, чтобы мой разум мой охватить весь ужас происшедшего. Я с удивлением и любопытством следила за сходящимися и расходящимися линиями на полу. Удивительно, что я вообще смогла заметить тело Эмили в этом буйстве красок, настолько неотделимо оно было от остального узора. В этом единстве было как будто что-то магическое. И это было красиво. Если может существовать злая, тошнотворная красота, то это была именно она.
Я как будто приросла к месту, не в силах сделать шаг, не в состоянии ступить на разукрашенный пол студии. Так и стояла на пороге, смотрела. Минуту, две, десять… Не знаю, сколько прошло времени. Мои глаза, словно заблудившись, продолжали бесконечное путешествие по загадочному узору, вновь и вновь проходя по его изгибам и узлам. От Эмили. К Эмили. По Эмили.
Лицо ее было странно отрешенным, я никак не могла уловить его выражения. Страх? Удивление? Нет, ее черты не были искажены, но это и не было покоем спящей. Это было непонятное и неуместное равнодушие, полное отсутствие какой-либо эмоции, мысли.
«Не стоило приходить», – мельком подумала я, теряя остатки контроля.
Я начала смеяться. Сначала беззвучно. Мои плечи задрожали, зубы сомкнулись, и я затряслась всем телом, привалившись спиной к косяку. На моем лице застыл кривой оскал, страшное подобие улыбки. В тот момент я почему-то сама ощутила себя трупом. Не знаю, откуда взялась эта мысль, но, казалось, жаркий летний день дохнул на меня могильным холодом. Кровь застыла в жилах, и сердце перестало биться. В движении больше не было жизни. Смех был агонией, слишком болезненной, чтобы пережить ее. Я уже была мертва, и мое тело сжимала последняя судорога.
Потом в горле родился какой-то неразборчивый звук, полушипение-полустон. Он сорвался с губ задушенным карканьем попугая, угодившего в лапы голодной пантеры. И еще, и еще. Это не был мой смех, это даже не был мой голос. Что-то чужое поднималось из глубины моего сознания, что-то первобытное и дикое. И я дрожала, опираясь руками на стену, сплевывая с губ, как пену, этот хриплый хохот.
Я задыхалась. Смех стал комом в горле, выворачивая наизнанку внутренности, заставляя гореть мучительной болью легкие. У меня задрожали колени, и я обессилено опустилась на пол. На пол коридора, слава всем богам. Не знаю, что со мной случилось бы, упади я на разукрашенный паркет. И все равно мне казалось, что хищные ветви тянутся ко мне, переползают через порог, стремятся ухватить за руки, за волосы. Я попробовала отползти и уперлась спиной в стену. Не сбежать. Я сжалась в комок, обхватив руками колени.
Так и лежала на полу, дрожа и еле слышно скуля, словно раненое животное. Я и была раненым животным, если уж разобраться. Время перестало существовать. И, казалось, ничто на свете не могло бы заставить меня сейчас сдвинуться с места. И почему мир не исчез в одно из этих мгновений?
Но я все еще могла слышать автомобильный гул за окном, голоса людей, их смех. Солнце продолжало свой путь по небу, и его лучи переползали с одной планки ламината на другую, на третью, четвертую… Я следила за игрой света на ярких красках пола, в отражениях зеркал, и все это казалось мне всего лишь предрассветным сном. Скоро я проснусь в своей постели, и Суда встретит меня упреками и свежемолотым кофе. Да, все будет именно так. Потому что если иначе, то слишком страшно. И я гнала от себя понимание того, что произошло, того, где я нахожусь. Я не хотела понимать.
Однако постепенно мысли начали пробиваться через толстую корку апатии, сковавшей мои разум и тело. Нельзя было просто лежать тут и ждать чего-то. Надо было двигаться. Руки и ноги у меня затекли, каждое движение причиняло боль. И все же я заставила себя разжать судорожно сведенные пальцы, упереться ими в пол, поднять голову. Медленно, очень медленно я села и окинула студию уже более трезвым и спокойным взглядом.
Странный рисунок. Тело Эмили. Почему я сразу решила, что она мертва? Ведь я так и не подошла к ней, не проверила пульс, не попыталась уловить слабое дыхание. Я почему-то в первое же мгновение поняла, что передо мной труп. Но что если она жива?
До боли напрягая ноги, я встала на колени, потом, хватаясь руками за стену, поднялась. Невероятно, но стояла я вполне уверенно и смогла бесстрашно ступить на разукрашенный пол. Возможно, это был шок. Может быть, осознание того, что произошло, должно было прийти позже, но сейчас я гнала ненужные мысли. Надо было двигаться. Подойти, проверить пульс. Простые движения, простые мысли.
Тело Эмили было теплым, да и странно, будь иначе, – кондиционер был выключен, и в студии стояла нестерпимая жара. Но, как я ни старалась, мне не удалось уловить ни единого признака того, что сердце ее еще билось. В то же время я не заметила ни одной раны, ни единой капельки крови на полу. На шее не было следов удушения, костяшки пальцев не были сбиты, под ногтями тоже было чисто. Удивительно, как в критический момент у меня в голове всплыли все знания, почерпнутые из криминальных драм.
Эмили была, несомненно, мертва. Я окинула взглядом комнату. Если не считать рисунка на полу, она выглядела как обычно. Все на своих местах, нет следов борьбы. Однако дверь в квартиру была взломана, значит, Эмили не знала своего убийцу. Это показалось мне логичным, ведь я никак не могла представить, чтобы кто-то, знавший ее, мог совершить подобное. В таком случае была ли ее смерть случайностью? Неужели убийца выбирал жертву наугад?
А что насчет второй кружки? У Эмили был гость, когда все случилось? Почему он не защитил ее? Где он сейчас?
Не удовлетворенная увиденным в студии, я решила осмотреть другие комнаты. Но в следующую секунду до меня донесся странный шорох из спальни. Я замерла, боясь даже вздохнуть. Кто-то еще был в квартире, в соседней комнате, от которой меня отделяла только тоненькая дверь. Кто-то был здесь все время, пока я лежала на полу в коридоре, не в силах двинуться с места. Убийца все еще был в квартире. Каждую минуту, что я провела тут, он был рядом. Возможно, я спугнула его, когда звонила в дверь. Он спрятался и позволил мне увидеть место преступления, но что случится, если я последую за ним в спальню?
– О, пресветлые духи, – беззвучно выдохнула я и попятилась.
Нет, моей решимости не хватило бы на то, чтобы проверить, кто сильнее: чокнутый маньяк-художник или маленькая испуганная лиса. Я медленно отступила в коридор, прошла обратно в прихожую. Я казалась сама себе призраком, бесплотным, невидимым и неслышимым. Разумно, ведь если я умерла некоторое время назад, тогда, когда лежала на полу и чувствовала, как клеточка за клеточкой мое тело сковывает мертвенное оцепенение, разумно, что теперь я была всего лишь призраком.
Кто бы ни скрывался за дверью спальни, он не сможет меня увидеть. Или ранить меня. Призрака нельзя убить.
Я понимала, что снова погружаюсь в то состояние, когда страх делает все на свете нереальным. Всего лишь защитная реакция психики. Я уже почти добралась до входной двери, когда резкий звук ворвался в мое сознание, мгновенно пригвоздив меня к месту и заставив осознать, что все происходит на самом деле. Звонил телефон. Не сразу я поняла, что это мой мобильный. Где-то в глубинах моей сумочки он надрывался истошным воплем. И, осознав это, я тоже вскрикнула.
Паника ударила со страшной силой. Что делать? Спровоцирует ли звонок нападавшего? Что если он решит, будто я расскажу кому-нибудь? Что если я позвоню в полицию? «Бежать, надо бежать, – сообразила я, заметавшись на месте. – Если ты хоть немного ценишь свою паршивую жизнь, Киу, беги».
И я побежала. Я пулей выскочила за дверь, потом выбежала на лестницу, рассудив, что неразумно терять время, дожидаясь лифта. Пролет за пролетом, перескакивая через две ступеньки, я неслась вниз, а проклятый мобильный все не замолкал. Возможно, я кричала вместе с ним, я не помню.
Очнулась я только тогда, когда в самом низу столкнулась с удивленным и обеспокоенным консьержем. Он остановил меня и сказал что-то, смысла чего я поначалу даже не поняла. Потом его слова все-таки дошли до меня. Очевидный вопрос. И я с удивлением услышала собственный голос:
– Все в порядке, все хорошо, все в порядке, – раз за разом повторяла я.
Какого демона я говорю, что все в порядке? Все не в порядке! Но я никак не могла сформулировать правильный ответ. Проще было сказать заученное «все хорошо».
А телефон все не замолкал. Я опустила в сумочку руку и вынула мобильный. Несколько секунд я тупо смотрела на экран. На нем было какое-то слово, знакомые буквы, но я никак не могла ухватить его целиком, понять его смысл. Отчаявшись, я нажала на кнопку приема вызова и поднесла телефон к уху.
– Да?
– Киу, что б тебя разорвало! Где ты шляешься? – кричал знакомый голос.
Вот только чей это был голос?
– Я не шляюсь, – очень серьезно ответила я.
– Мне плевать, никчемное ты создание! – с новой силой загремел мой собеседник, и я снова попыталась понять, кто же это. – Какого черта ты еще не у «Ориенталя»? Мне только что звонил Каро, он не может тебя найти!
Каро. Луис Каро. Почему-то его я вспомнила сразу. Я совершенно не представляла, сколько сейчас времени. Но, если верить злому голосу в телефоне, должно быть, уже больше двух.
– Все в порядке, – зачем-то повторила я в трубку.
– Что в порядке?! Ты вообще в своем уме? Живо дуй в «Ориенталь», иначе я…
Я не дослушала. Испуганная и отупевшая, я прошла мимо ошеломленного консьержа к выходу из здания. Если бы кто-нибудь сейчас сказал мне подняться на крышу и спрыгнуть вниз, я бы так и поступила. Но голос приказал ехать к отелю «Ориенталь», и я послушно вышла на улицу и остановила такси. Его ярко-синий цвет напомнил мне о красках на полу, и я внутренне содрогнулась.
– Отель «Ориенталь», пожалуйста, – проговорила я не своим, лишенным всяких эмоций голосом.
Лишенным эмоций, как лицо Эмили.
Я закрыла глаза, но все равно видела залитую ярким солнечным светом студию. Я заметила, что меня все еще трясет, что мои пальцы с силой сжимают трубку, из которой все еще доносится разгневанный голос. И впервые за много лет в Бангкоке мне было холодно.
Я нажала на кнопку отбоя и, когда на экранчике снова показалось имя звонившего, наконец смогла разобрать его. Пхатти. Ну, конечно.
Но почему Луис Каро позвонил ему, когда не смог найти меня в условленном месте? Ведь у него был мой номер, так почему он просто не позвонил мне? Я бросила быстрый взгляд на часы на приборной панели автомобиля. Двадцать минут третьего. Не так уж и поздно. Этот Каро вполне мог бы подождать и дольше. Или позвонить мне вместо Пхатти.
Чертов фаранг. Чертов демон. Чертова вся моя жизнь!
Я проглотила рвущийся с губ крик и с силой сжала зубы, почувствовав, что по щекам поползли капельки слез. Я все-таки сумела заплакать. Наконец, после всего, я плакала.
@темы: Кун Киу