Глава 19

[L-Z]

Глава 19

Он поднялся мне навстречу.

– Киу, проходи. Присаживайся. Мы побеседуем.

Я застыла в дверях, раздумывая, не стоит ли мне броситься с криками прочь отсюда. Быть может, охране клуба удастся хотя бы на время задержать мстительного бессмертного шамана, который пришел за мной. Я не строила иллюзий на счет того, зачем Алек решил меня навестить. На его месте я бы без хорошей причины из дома не выходила.

Рана, полученная им, затянулась, но переносица, казалось, все еще была сломана, и на коже в этом месте виднелся уродливый шрам. Это выглядело по-настоящему жутко, особенно, если знать, как именно он был ранен и почему все еще жив. Карие глаза, цветом напоминавшее отвратительное нуккидово пойло, внимательно смотрели на меня, будто изучая. А потом что-то вырвалось наружу из глубины, зрачок резко увеличился, теряя четкий контур, превращаясь в бесформенную черную кляксу…

«Не смотри ему в глаза!» – услышала я у себя в голове голос Кеуты, но было уже слишком поздно.

– Я думаю, тебе стоит закрыть дверь, – сказал Алек. – Ты ведь не хочешь, чтобы кто-нибудь еще пострадал.

В его голосе было столько угрозы, что холодок пробежал у меня по спине. Это был голос убийцы, маньяка, окончательно свихнувшегося шизофреника. Если бы я могла убежать, я бы убежала, наплевав на последствия. Но я не могла. Не поймите меня неправильно, я не принадлежу к тому типу людей, что готовы броситься навстречу собственной верной гибели, лишь бы спасти других.

Однако моя воля была парализована. Я была готова забиться в истерике, обратиться в паническое бегство, закричать, но не могла и пошевелиться. А потом вдруг медленно закрыла дверь и пошла к Алеку. Мое тело больше меня не слушалось.

– Подчинить лису не так сложно, как мне казалось, – словно сам себе сказал шаман. – Садись.

Я послушно села. Внутри меня зарождался дикий ужас, и даже сквозь эту марионеточную одеревенелость иногда пробивалась дрожь.

Алек опустился на корточки рядом со мной и внимательно взглянул в мое лицо. Глаза у него по-прежнему были ненормальными. Потом он взял с моего стола кисточку, обмакнул ее в одну из предусмотрительно открытых баночек с гримом и начал рисовать. Я чувствовала, как холодная краска ложится уже знакомыми узорами мне на кожу, и каждое прикосновение кисти, каждый мазок все сильнее сковывал мою волю. Из моего горла вырвался то ли стон, то ли плач, но, как я ни старалась, мне не удавалось разбить свои оковы. Мое лицо – я видела это в зеркале – оставалось спокойным, поза – почти расслабленной.

Алек действовал аккуратно, не торопясь. Каждое его движение было точным и выверенным, хоть я смутно ощущала клокотавшую в нем ярость.

– Я помню, ты проявляла интерес к моему искусству, – улыбнулся он. – Я удовлетворю твое любопытство и позволю принять участие в этом ритуале. Ты ведь этого хотела, не так ли?

Даже если бы его воля не сдерживала меня, я бы, наверное, все равно не смогла спастись. Все внутри меня застыло, окаменело от страха. Я была абсолютно беспомощна перед этой силой, она подавляла меня, сминала.

– Ты привела к нам охотника, – продолжал Алек, – за это ты заслуживаешь награды. Поверь, далеко не все удостаиваются такой чести, только особенные. Ты ведь особенная, Киу, не так ли? Такая храбрая, такая умная…

Я почти не слышала его насмешливого тона. Сидя перед зеркалом, я не могла видеть часы на стене, но знала, что время моего выступления приближается. Кто-нибудь должен был за мной прийти, хотя бы Таши. Алеку, если он намеревался провести свой ритуал, нужно было куда больше времени. Значит, у меня еще оставался шанс.

Луна, защитница, помоги, помоги мне!

Как будто в ответ на мои молитвы раздался стук в дверь.

– Киу! – послышался голос Буна. – Мы начинаем.

– Ответь ему, – прошелестел мне на ухо Алек.

Я поняла, что могу говорить, но слова были совсем не теми, что я собиралась произнести.

– Сейчас буду!

Алек тихо рассмеялся и отложил кисть. На моем лбу светлой охрой вились замысловатые узоры, которые показались бы мне довольно красивыми, не знай я, что они означают. Алек любовался своей работой, глядя на мое отражение.

– Ты хочешь танцевать, малышка Киу? – спросил он. – Хорошо, я исполню твое желание. Это так красиво – последний танец. Так трагично. Встань, я помогу тебе переодеться.

Я покорно поднялась – я просто не могла ослушаться приказа. Краска на моем лице, подобно стальным обручам, обвивала меня, сдавливая виски, не позволяя сделать ни одного лишнего движения. И только голос Алека давал мне иллюзию свободы.

Шаман встал рядом со мной и расстегнул на мне платье. Он неторопливо спустил его к моим ногам, и его пальцы скользнули по изгибам моего тела, словно намечая линии, которые он планировал нарисовать потом. Его прикосновения были нежными, почти ласковыми, но заставили меня похолодеть от ужаса. Я стояла перед ним, обнаженная и абсолютно беспомощная.

– Это твой костюм? – спросил он, указав на мой сценический наряд Маноры.

Я кивнула.

– Тебе не нужно столько одежды.

С этими словами он оторвал от моего костюма широкую полосу кружев, символизировавших перья, и принялся меня одевать. Он действовал довольно умело, учитывая, что я стояла практически неподвижно. Возможно, у него был большой опыт общения с женщинами, а может, он просто любил наряжать перед смертью своих «кукол».

Так или иначе, я была полностью одета к тому времени, когда в гримерной показался Таши. Увидев Алека, он замер, но решил не задавать лишних вопросов. Раньше вокруг меня постоянно крутился Нуккид, и, возможно, старый японец считал, что я питаю известную страсть к уродам или окружаю себя ими, чтобы подчеркнуть собственную привлекательность.

Вполне вероятно, однако, что его удивление было вызвано отнюдь не присутствием Алека. Сегодня я выглядела совсем иначе. Обычно мой костюм, хотя и предельно откровенный, был, скорее, пышным и вычурным. Кружева, сверкающая ткань, перья плюмажа – все это делало из меня этакого павлина, яркого до безвкусицы. Я выходила на сцену, и мой танец был сплошным мельканием красок. Свою кожу я покрывала блестками, выделяла стрелками глаза, так что черты моего лица изменялись до неузнаваемости.

Но сегодня я была не пестрой певчей пташкой. Мой костюм, все еще сверкающий и яркий, был предельно прост и лишен каких бы то ни было дополнительных украшений. На моей голове не было плюмажа, и темные волосы, тяжелые и блестящие, свободно спадали мне на спину. Отсутствие косметики компенсировали узоры на лице, особенно подчеркивавшие линию скул и нос, так что вид у меня был довольно хищным, даже угрожающим. Одним словом, это была уже не принцесса кейннаров, а гарпия.

– Она великолепна, не правда ли? – проговорил Алек.

Я видела, что Таши придерживается иного мнения, однако времени на споры и переодевание уже не оставалось. Пробормотав что-то неразборчивое, мой руководитель жестом отослал меня на сцену. Я послушно двинулась в указанном направлении.

– Я буду рядом, – донесся до меня голос шамана.

Я помнила, как выходила на эту сцену в прошлый раз. Тогда, вынужденная после выступления подсесть за столик к Луису, я считала себя самым несчастным существом на свете. Но в это самое время Эмили уже лежала на полу студии, и безжалостные кисти Алека скользили по ее телу. Теперь мне было известно, почему ее лицо оказалось настолько спокойным, почему она не сопротивлялась, почему не позвала на помощь. Она была одна в своей квартире, меня же окружала толпа, и все равно я не издала ни звука.

Мое тело превратилось в послушный механизм. Идя к сцене, я улыбнулась Буну и Ради, начав танец, я двигалась ровно и легко, все мои движения были правильными и выверенными, я даже без особого труда исполнила новую связку, которую еще вчера никак не могла повторить. Воля, направлявшая меня, делала меня безукоризненной, почти идеальной. Я видела, как стоя за кулисами и глядя на меня, одобрительно кивает Таши. Рядом с ним возвышалась темная фигура Алека. Мне даже не надо было смотреть в его сторону, я физически ощущала его присутствие. Отныне мы были связаны его магией, и я инстинктивно чувствовала, что мне уже не порвать эту связь. Он мог безбоязненно отпустить меня на сцену или куда угодно еще, я бы все равно не смогла сбежать.

Алек полностью подчинил себе мое тело. Именно он говорил мне, как двигаться, куда идти и на кого смотреть. Пожелай он того, я бы рухнула замертво прямо на сцене. Биение моего сердца, мое дыхание, малейшее движение ресниц – все было во власти этого страшного человека.

Лисы, всегда считала я, будучи духами, не подчиняются законам плоти. Они способны изменять ее, принимая различные облики. Главное в лисе – это ее суть, ее душа, та самая ниточка, которая связывает ее с Луной. Я всегда считала, будто отличаюсь от окружавшей меня людской толпы. Но сейчас, став пленницей собственного тела, я никак не могла взять в толк, где она, эта истинная Кун Киу. Осталось ли во мне хоть что-то, недоступное Алеку, все еще свободное? Могла ли я думать самостоятельно или он просто позволял мне? А моя сила? Она как будто исчезла, испарилась!

Я знала, что умру. С поражавшими даже меня саму спокойствием и отрешенностью я думала о том, что среда, как видно, действительно не самый лучший для меня день. Несмотря на то что лунный диск уже пошел на убыль, я все еще ощущала его притяжение, хоть и не столь сильное, как прошлой ночью. Моя богиня все еще была со мной, но она не могла спасти меня.

Проходя очередной круг по сцене, я заметила в зале знакомое лицо. Мысли разбегались, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, кто этот красивый мужчина за вторым столиком по центру. Но потом я все же сообразила – лейтенант Гатти. Глаза агента Интерпола неотрывно следили за мной, и мне показалось, что его губы шевелятся. Поднеся к лицу бокал, он что-то говорил во встроенный в манжету микрофон.

«Он здесь, здесь!» – хотелось крикнуть мне, но мои собственные губы были сомкнуты в милой улыбке.

Гатти, по всей вероятности, все еще продолжал охоту на Луиса. Ничего удивительного, что он пришел на мое выступление, ведь нас так часто видели вместе.

Однако лейтенант не знал, что наблюдает за танцем следующей жертвы и что разыскиваемый им шаман, настоящий убийца, стоит прямо за кулисами. Удивится ли он, когда завтра утром найдут еще одно тело, мое? Вот уж насмешка судьбы – Гатти приложил столько сил, чтобы поймать Луиса, но, оказавшись в нескольких шагах от цели, не мог ее увидеть. Мне хотелось кричать, но мое лицо оставалось маской безмятежности – и ни слезинки, ни лишнего вздоха.

Меня сменил Сакда, и я все с той же спокойной отрешенностью наблюдала из-за кулис за его танцем. Алек стоял справа от меня, Таши – слева. Играла музыка, в зале сидели люди, вокруг меня кипела жизнь. Жалко, так жалко…

Потом снова настала моя очередь, и мы закружились в танце вместе с Сакдой. Вняв моим вчерашним словам, он старался не опускать взгляд ниже моего подбородка. Это было настолько… я не знаю, трогательным. В эти последние секунды все на свете, еще живущее, теплое, казалось мне таким прекрасным, таким изумительным. Я рвалась навстречу всем этим людям, но не могла сделать ни шагу. Я была идеальна, и я была мертва.

На долю секунды мне показалось, будто хватка Алека ослабла – я замерла, не в силах поверить в это. Шаман находился от меня почти в десяти метрах – на другом конце сцены – и стоял ко мне спиной. Вдруг он, не поворачиваясь, сделал шаг в моем направлении. Его власть надо мной вновь ожила и на этот раз была далее злее и напористей. Разрывая кружево танца, я вырвалась из рук Сакды и бросилась к Алеку. В мозгу у меня билось одна мысль: остановить, уберечь, спасти!

А потом я услышала приглушенный хлопок, и в моей груди разорвался клубок боли. Я пошатнулась и закричала. Но в следующее мгновение новый удар настиг меня – что-то горячее коснулось моей щеки. Я вскинула руки, но последовал новый удар, на этот раз в живот. В грудь, в шею, в голову… Удары, острые и беспощадные, следовали один за другим, что-то стучало рядом, звенело, я услышала крики, заглушившие даже мой собственный. Потом я упала на сцену, сжавшись в тесный комочек, но удары продолжали сыпаться, и мне казалось, что на моем теле не осталось ни одного живого места.

Все случилось настолько быстро, что никто, наверное, даже не успел понять, что произошло, но затем что-то тяжелое упало рядом со мной – и стало тихо. Лишь последняя вылетевшая гильза неправдоподобно громко звякнула об пол. Я приоткрыла глаза – рядом со мной лежало окровавленное тело Алека, а над ним склонился Луис, и в каждой руке его было по пистолету.

Губы шамана дрогнули, и Каро наклонился ниже, вслушиваясь. Он выглядел удивленным.

«Он убил меня», – пронеслось у меня в голове, но довольно скоро я убедилась в обратном. Я была жива, более того, я больше не ощущала ни боли, ни чужого контроля. С удивлением я отметила, что на мне нет ни царапины.

Зато Алек превратился в одну сплошную кровоточащую рану. В первое мгновение мне показалось, что я снова вижу перед собой Ноя, однако на этот раз виновато было человеческое оружие, а не демоническая ярость. И все же тело его было искорежено до неузнаваемости. Я не представляла, как можно было убить практически бессмертного шамана, однако Луису это, очевидно, удалось. Алек был мертв. В этом не оставалось сомнений.

В следующую секунду рядом с нами оказался Гатти. На его лице поблескивали капельки пота, он был странно бледен, и только на щеках горели два лихорадочных пятна. Лейтенант, очевидно, был ошеломлен случившемся – да и кто в зале не был? – однако уверенно сжимал в руках пистолет, который был направлен на Луиса. Тот не выказал ни малейшего смущения и даже не попытался бежать.

– Брось оружие! – крикнул Гатти. – Без глупостей, Каро. Брось пистолет. Руки за голову!

Луис повиновался. Он медленно наклонился и аккуратно положил пистолеты на пол у ног убитого Алека. Потом так же медленно выпрямился и завел руки за голову.

Гатти оказался не единственным полицейским в зале, рядом с ним в следующую же секунду появились еще пятеро. Один из них бросил Луиса на колени, щелкнули наручники. Другой отшвырнул в сторону пистолеты, третий склонился над Алеком, словно существовала хоть какая-то вероятность, что тот еще жив. Два агента – Даатона и Интерпола – на мгновение скрестили взгляды.

– Луис Каро или как вас там, – проговорил лейтенант Гатти, – вы арестованы.

Ухватившись за наручники, он рывком поставил Каро на ноги и подтолкнул его к выходу. Остальные полицейские двинулись следом. Если бы я уже не успела довольно хорошо изучить Луиса и если бы так пристально не вглядывалась в его лицо, то едва ли сумела бы заметить чуть изогнувшую его тонкие губы слабую улыбку.

– Невероятно! Немыслимо! – раз за разом восклицал Таши, то вскидывая в деланном, театральном движении руки, то закладывая их за спину и начиная ходить из угла в угол.

Бун сидел рядом, сжимая мои запястья. Ради маленьким кусочком губки вытирала мне лицо. На губке оставались следы охры и крови.

Как только за Луисом закрылись двери, со мной случилась истерика: я кричала, размахивала руками и отбивалась от всех, кто пытался ко мне приблизиться. Увести с залитой кровью сцены меня смогли лишь после того, как я сосредоточилась на оттирании краски. Кровь Алека меня ничуть не беспокоила, но краска…

Я начала остервенело стирать ее со своего лица, а потом – соскребать ногтями, так как мне показалось, что дело идет чересчур медленно. Мысль, что на моем теле все еще остаются проклятые знаки, была невыносима. Мне даже казалось, что я физически ощущаю холод линий, которые Алек еще только намеревался провести. Похоже на паранойю, но кто скажет, что у меня не было причин для беспокойства?

В итоге я расцарапала себе лоб и щеки и теперь морщилась каждый раз, когда Ради прикасалась ко мне своей губкой. Тем не менее я постоянно торопила ее и порывалась умыться сама. По этой причине Бун и держал меня за руки, не давая пошевелиться. Он не отпустил меня даже тогда, когда я расслабилась и позволила Ради делать со мной все, что ей угодно. Со временем я задышала ровнее и даже стала понимать окружающих.

Я не могла думать ни о чем, кроме смерти Алека. Он был мертв! Луис убил его! Он умер! Убийца Эмили умер! Что может быть чудеснее? Я поняла, что губы мои расплываются в глупой улыбке, и постаралась сдержать себя, ведь все кругом считали, что я сама не своя от горя из-за смерти друга от руки страшного маньяка.

Таши продолжал ходить по комнате, возмущаясь падению нравов. Не знаю, что его задело больше: сам факт убийства или то, что оно произошло во время его постановки. Сначала он, разумеется, долго и проникновенно высказывал мне свои соболезнования, но вскоре отдался своим собственным тревогам и переживаниям.

– Что теперь будет? – восклицал он. – Менеджер и так отказывается платить за сегодняшнее выступление. Как будто бы это наша вина!

– Но ведь это неплохая реклама, – возразил Сакда. – Мы теперь прославимся.

– Не говори глупостей. Люди забудут про нас, как только поймут, что убивают далеко не на каждом нашем выступлении. Зато менеджеры запомнят и наш провал, и наших истеричных танцовщиц.

Взгляд Таши скользнул по мне, но я предпочла не обращать на это внимания. Ничто не могло омрачить моего счастья. Алек был мертв, а я снова была самой собой. Впору было пуститься в пляс.

– А этот, который с пистолетами, видели, какой жуткий? – вмешалась Ради, желая сменить тему.

Я удивленно взглянула на нее. Неужели она не помнит? Но, разумеется, сегодня Луис выглядел совсем иначе, чем неделю назад, когда его видела Ради. Ни очков, ни шляпы, ни запонок с драгоценными камнями. Может, оно и к лучшему, что она не узнала Каро. Меньше вопросов ко мне.

– Да уж не страшнее дружка Киу, – сказал Сакда. – Кстати, а прошлого своего ты куда дела?

Я не удостоила его ответом. На самом деле этот вопрос настолько походил на то, что в подобной ситуации мог бы сказать Нуккид, что у меня защипало глаза. Нуккид уже больше никогда ничего не скажет. Едва ли Луис позаботился о том, чтобы достойно похоронить людей Пхатти, у него на это не хватило бы ни времени, ни сил. Скорее всего, Нуккид и остальные все еще лежали на своих местах на полу в штабе, там же, где и вчера. Я сомневалась, что когда-нибудь у меня достанет решимости спуститься туда еще раз.

А им уже не суждено было подняться. Луис убил их всех, и, несмотря на то что именно он избавил меня от Алека, я ничуть не сожалела о его аресте. Он его по праву заслужил. И неважно, что судить его будут за преступления, совершенные не им, он все равно заплатит за смерть моих друзей. Ну, или не друзей – едва ли я испытавала к кому-либо из убитых особенно нежные чувства, даже к Нуккиду. Не после всей лжи и не после того, что случилось с Ноем.

Однако я не считала Луиса в праве решать, кому жить, а кому умереть. Лейтенант Гатти говорил, что Алек повинен в восьми смертях – девяти, если считать Ноя, – Луис же вчера убил на моих глазах семерых ни в чем не повинных. Он был ничем не лучше Алека. Он заслужил оказаться на его месте.

И все же мне было немного не по себе. Я не могла не признать, что сегодня Луис спас мне жизнь, которую – чего уж греха таить? – я ценила выше жизней других людей. В глубине души я была благодарна за это агенту Даатона.

Ради наконец закончила вытирать мне лицо, и я смогла переодеться. Постепенно ко мне пришло понимание, что все закончилось, и жизнь теперь вернется на круги своя. Я пока еще не знала, что случилось с Пхатти, но не сомневалась, что, если дойдет до разбора полетов, он в конечном итоге примет сторону Даатона и его поверенного. Так что с его стороны мне ничто не угрожало. При желании я могла спокойно вернуться домой и жить дальше: помириться с Судой, продолжить танцевать со своей труппой, ругаться с Таши и соблазнять заезжих туристов.

Все было хорошо. Ощущение, что ничто не угрожает моей жизни, было новым и непривычным. Но я радовалась тому, что наконец-то смогу расслабиться и уснуть, не думая с ужасом, что принесет мне новый день.

Домой меня отвозил Сакда. К счастью, никто из полицейских, даже лейтенант Гатти, не изъявил желания побеседовать со мной о том, что произошло, прямо в клубе. Все они были настолько заняты Луисом, что про меня, казалось, совершенно забыли. Разве что один из офицеров, помоложе, спросил, все ли у меня хорошо. О, все было просто великолепно!

Как я и предполагала, Суда ждала меня, сидя в гостиной перед телевизором. Шел ее любимый сериал, так что она была рассеянна и настроена благодушно.

– Рассказывай, беда, что с тобой приключилось, – не отрывая взгляда от экрана, проворчала она, когда я плюхнулась рядом на диван.

Я задумчиво потерла переносицу, потом вспомнила лицо Алека и поспешно опустила руку.

– Помнишь, я рассказывала тебе про австралийца? – начала я свое вдохновенное вранье.

В конце концов я рассказала Суде захватывающую историю о том, как вчера после репетиции отправилась на свидание с Итаном, которое продлилось до самого сегодняшнего полудня. Разумеется, Суда не одобрила моего распутства, но оно, по крайней мере, не стало для нее таким уж сюрпризом. Я с трудом могла себе представить ее реакцию, скажи я, что этой ночью один маньяк в поисках другого пристрелил семь человек, а меня выгнал под дулом пистолета на улицу в одежде, покрытой кровью.

– Но почему ты явилась в таком виде? И где твои ключи? – удивилась Суда.

– У Итана своеобразные друзья. Они начали опасаться, что он решил остаться в Бангкоке, и сыграли со мной злую шутку. Пока мы были в душе, – в этом месте я потупилась и постаралась покраснеть, – они стащили все мои вещи. Итан пошел за ними, но его долго не было. Я забеспокоилась и решила выпутываться самостоятельно.

– И ты до сих пор не знаешь, что стало с твоими вещами?

– Наверное, они уже где-то на пути в Австралию. Итан должен был улететь сегодня.

– И ты так спокойно об этом говоришь! Киу! – Суда неодобрительно покачала головой, а я снова надела маску кающейся грешницы.

Мы просидели в гостиной до позднего вечера. Суда, когда закончился сериал, стала более словоохотлива и долго отчитывала меня за нескромное поведение. Она в сотый раз умоляла меня завязать с клубами, Патпонгом и танцами, найти себе приличную работу и мужа, короче говоря, жить так, чтобы ей не приходилось за меня краснеть. И я в сотый раз обещала что-нибудь придумать. Я соглашалась с ней, но убеждала, что не могу уйти, пока не кончится сезон. Каждый подобный разговор у нас шел по одному и тому же сценарию и всегда заканчивался ничем.

Но сегодня слова Суды произвели на меня куда большее впечатление, чем обычно. Я ощутила необходимость перемен. Возможно, мне следовало через пару месяцев обратиться к Пхатти с просьбой отпустить меня куда-нибудь в другое место. Разумеется, это было не совсем тем, что имела в виду Суда. И все же в одном я была с ней согласна – Патпонг меня убивал. Во всех смыслах.

Я любила его шумные и веселые вечеринки, любила танцы, но пора было двигаться дальше. Я решила для себя, что, когда страсти поутихнут, попробую начать новую жизнь, возможно, в другом городе и под опекой другого наместника. Честно говоря, я не представляла, каким образом мы сможем теперь ужиться с Пхатти. Он был глубоко мне противен, и я не сомневалась, что и он не питает ко мне нежных чувств.

В одиннадцать вечера мы с Судой разошлись по своим комнатам. Оказавшись одна, я с удовольствием растянулась на постели. Казалось, раньше она никогда не была такой мягкой и уютной, однако, устроившись на подушке, я никак не могла уснуть. Я ворочалась с бока на бок, то раскрываясь, то опять натягивая на себя тонкое одеяло. Я надеялась, что все же смогу уснуть, но, пролежав без сна три часа, поняла, что кошмары так просто меня не отпустят. Вечер прошел в радостном возбуждении, однако стоило мне закрыть глаза, и я снова видела обезображенное выстрелом Луиса лицо Алека, его кровавую улыбку и полный ненависти взгляд Пхатти.

Стараясь не разбудить Суду, я вернулась в гостиную и на цыпочках прошла к бару. Жизнь редко баловала меня, и я бы уже давно спилась, если бы стала заливать все свои печали алкоголем. Однако на этот раз я решила позволить себе напиться.

Взяв бутылку текилы и рюмку, я вернулась к себе в комнату. Я пила быстро, не ощущая вкуса напитка, хотя ничем не закусывала. После первого глотка я задрожала и долго не могла успокоиться. Я считала, что уже оправилась от событий последних двух дней, однако только теперь ощутила, как меня покидает нервное напряжение. Постепенно я расслабилась. После пятой рюмки, когда в голове зашумело, а внутри разлилось блаженное тепло, у меня из глаз хлынули слезы. Но это были хорошие, правильные слезы. Вместе с ними уходили боль и обида. Я чувствовала, что возрождаюсь.

Не помню, сколько выпила той ночью. Кажется, я остановилась только тогда, когда не смогла поднести ко рту рюмку, не расплескав половины ее содержимого. Не решаясь встать на ноги, я отставила бутылку и, упав на подушку, мгновенно заснула.

Меня разбудил звонок в дверь. Какое-то время я упрямо отказывалась просыпаться, надеясь, что Суда встанет первой и прекратит мои мучения. Слава всем богам, лисы не знают похмелья, однако мне все равно ужасно хотелось спать. Приоткрыв один глаз, я взглянула на часы. Девять утра. Суда уже была на работе.

Я заставила себя встать, но, спустив ноги, запуталась в одеяле и покатилась по полу вместе с бутылкой текилы. Кто бы ни звонил в дверь, решила я, он, несомненно, враг рода лисьего.

Звонки не прекращались, и у меня не оставалось другого выхода, кроме как отправиться в прихожую. Однако, какой бы сонной я ни была, кое-что я помнила крепко: если у тебя есть враги, никогда не стоит открывать дверь, не поинтересовавшись, кто за ней.

– Кто там? – спросила я.

– Испанская инквизиция, – донесся из-за двери до боли знакомый голос Луиса.

Это подействовало на меня, как ледяной душ. Засыпая, я уверила себя, что больше никогда его не увижу, по крайней мере, на свободе. Но он снова пришел ко мне. Неужели я никогда от него не избавлюсь?